Друзья, мы продолжаем серию публикаций воспоминаний ветеранов-участников Великой Отечественной войны за авторством Артёма Драбкина, начальника плана «Я помню», автора альманахов интервью и составителя серий книг воспоминаний ветеранов. В третьем выпуске «воспоминаний» рассказ лётчика сержанта Ваулина Дмитрия Петровича.

Cержант Ваулин Дмитрий Петрович

2-й пилот самолета Пе-8 890-го бомбардировочного полка

2-й боевой вылет я исполнял в экипаже  капитана Сукоркина Александра Ивановича. Штурманом был майор Ткаченко. Задание: бомбардировка железнодорожного узла, противника - город Варшава. Мы летели осветителями. У нас в бомболюке было 40 штук светящихся бомб килограммов по 50-60 вся. Мы обязаны были осветить ж-д узел, дабы другие бомбардировщики типично отбомбили.
Полетели. Дорога на запад нам знаменита: Смоленск - Минск - Варшава. По нее и полетели. Под Смоленском по нам немножко постреляли. Летим дальше. И над Минском нашему самолету выбивают 3-й мотор - стреляли зенитки без прожекторов. (Бывало так: вражеские истребители летали, а прожектора выхватывали самолет из темноты, дабы истребитель мог подойти сзади и сбить. Либо могло быть сочетание зениток и прожекторов. А здесь были только зенитки. Видимо у немцев стояли радиолокаторы).
Техник извещает:
- 3-й мотор - выбило масло.
Тогда еще не было в наших системах флюгирования винтов, такое было только у американцев. Винты, финально, оказывают крупное сопротивление. Мотор может заклинить, может загореться. Идем на 3 моторах. Дошли до Варшавы. Делаем заход. Сбрасываем 20 САБов. Начальник корабля делает 2-й заход, бросаем еще 20 САБов. Ходим все на 3 моторах. Дело было в мае. Ночь коротенькая. Стало рассветать, пошли обратно. Высота 5 тысяч метров. Еще один мотор отказал. Идем на первом и четвертом. Еле-еле идем, со снижением. Четыре часа утра. Теснее светило встало. На земле его не видно, а на высоте видно. Мы ощущаем, что мы не дойдем. Теперь что-то будет.
Начальник кричит:
- Штурман, давай линию фронта, давай линию фронта!
- Теперь, начальник, будет линия фронта!
Потом штурман кричит нам и радисту:
- Радист, проходим линию фронта - Западная Двина!
Бортрадист сидит под нами.
Я гляжу, на левом моторе в щелях жалюзи то ли светило играет, то ли огонь внутри. Патрубки мотора маленькие, выхлопов абсолютно не видно, так как борттехник делает топливно-воздушную смесь так, что патрубки не накаляются и пламени не видно. Я подумал: «Значит, это огонь».
Говорю в переговорное устройство, СПУ:
- Начальник, горит 1-й мотор!
Он посмотрел, удостоверился, что подлинно горит 1-й мотор, приказывает:
- Борттехник, гаси 1-й мотор!
У борттехника «дяди Вани» (Ивана Гончарова) было четыре маленьких баллончика с углекислым газом. И были огромные баллоны на моторах. Там были перфорированные кольца вокруг мотора - для того, дабы погасить пламя в моторном отсеке. Он нажимает на данный баллончик, но поздно - пламя теснее хлынуло на плоскость.
Начальник дает приказ:
- Экипаж, оставить самолет!
А самолет теснее пошел с левым наклоном. Я открываю «фонарь» - он открывается, как и у истребителя назад.
Я знаю, что прыгать нужно в сторону штопора, в сторону вращения. А там огонь - плоскость-то горит. Решаю идти направо. Вылезаю по пояс из кабины, пытаюсь оттолкнуться - не получается. Меня затягивает обратно. Вырваться вправо не могу. Что делать? Остается только налево, в данный огонь. Повернулся туда - один миг, и я теснее в свободном падении - в всеобщем, как учили.
А до этого я  только один либо два раза прыгал с парашютом… Дернул за кольцо. Нет динамического удара. Я взглянул - всевышний ты мой! - у меня стропы закручены, и купол колбасой вьется. Начал стропами шуровать, трудиться, дабы раскрутить. У меня крага была. Я кинул ее. Начал вертеть. Ничего не получается. Я лечу вниз. Стал орать, как перед смертью все люди кричат. Мой вопль в пространстве, как писк мышки, вероятно. Пробиваю облачность, земля приближается. Я быстренько, быстренько спускаюсь, и ничего не могу сделать.
Была у меня вторая крага, я и ее сбросил - все равно же умирать. Ору. Гибель скоро. Теперь удар будет.
И упал - в речку. А в мае как раз разлив был, шириной метров в пятьдесят. Неглубоко было - где-то по горло. И я туда. А на мне были меховые унты, комбинезон, шлемофон. Выполз из речки, парашют подтянул, снял его, положил в кусты. Ощупал себя - цел! Ничего не сломал! Только ушиб был такой, что я не мог ни сесть, ни встать, ни лечь.
Стал я оглядываться - наша территория либо нет. Смотрю - столбы какие-то стоят, здешняя линия электропередач, и изоляторы на этом столбе. Идет какой-то дедушка. Я вынимаю пистолет:
- Дедушка! Иди сюда! Чья территория? Наша либо немецкая?
- Наша линия фронта в пятнадцати километрах, - говорит, -  там на горке деревня и какой-то тифозный больница.
- Веди меня туда!